«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

около тысячи генералов, офицеров, чиновников. Для охраны Ставки в городе разместились два батальона георгиевских кавалеров, автомобильная рота, отряд заградительных аэростатов. При Ставке были пять сотен гвардейских кубанских и терских казаков, а также сводный его величества гвардейский пехотный полк. Гарнизон составлял в общей сложности до 4 тыс. человек, жизнь здесь была рутинной, скучной и однообразной. Офицеры Ставки, как правило, принадлежали к высшим слоям общества, поэтому существенных ограничений в потреблении спиртного у них не было. «Сухой закон» был направлен в основном против низших социальных слоев, которые, по мнению царя, спивались от неумеренного потребления спиртного. Поэтому на различных приемах, царских завтраках и обедах присутствовал алкоголь. Однако за пределами Ставки продажа алкоголя, как и по всей стране, была запрещена, его можно было найти в дорогих ресторанах, которым разрешили торговать спиртными напитками. В связи с этим офицерам Ставки приходилось как-то «устраиваться», т. е. покупать водку у спекулянтов, как и остальным жителям России.

3.2. Алкоголь в действующей армии: «флакон одеколона – предел мечтаний неплебейского офицера»

В русской армии на театре военных действий потребление алкоголя солдатами было строжайше запрещено. Активные боевые действия Россия начала в августе 1914 г. на Северо-Западном фронте в рамках Восточно-Прусской операции: 17 августа русские войска (200 тыс. человек) перешли государственную границу и вторглись на территорию Восточной Пруссии. По сведениям штабс-капитана К.С. Попова, немцы отступали в беспорядке. «Вплоть до 29-го октября мы шли по Восточной Пруссии, останавливаясь в прекрасных усадьбах, замках или чистеньких и маленьких деревнях.

Ввиду того, что немцы бросили весь свой скарб, весь скот, всю птицу на произвол судьбы, поднялось мародерство. Пехота ничего не крала, ей было не до этого. Сегодня возьмешь, неси на себе, а завтра убьют, а потому все, что можно, пожирала, как саранча, била посуду, портреты Вильгельма, которых было массовое количество в каждом доме немца, а особенно доставалось зеркалам. Я до сих пор не могу объяснить себе страсти солдат к разрушению, обуревавшей их при виде отражения своей собственной физиономии в зеркале. Была и другая, не менее оригинальная страсть. На второй или третий день путешествия по Восточной Пруссии, строя роту, я обратил внимание на то, что почти вся рота побросала свои фуражки, они были заменены бог весть чем, тут были и фетровые шляпы, и меховые, и охотничьи, и дамские, и даже один армянин одел каску, а поверх ее башлык. Я призвал подпрапорщика Козлова и приказал немедленно посбрасывать все неформенные фуражки. Приказание было в точности исполнено; к концу перехода все были в фуражках. Откуда они были взяты, так и осталось секретом. Походные движения этого периода войны представляли невероятную деморализующую картину: каждая рота отмечала свой путь массой пуха и пера домашней птицы, которая щипалась на ходу. На штыках у солдат можно было видеть пронзенную свиную ляжку или утку. Никакие средства не помогали; даже подпрапорщики, эти блюстители законности и дисциплины, и те были бессильны, хотя каждый раз можно было наблюдать их благой порыв на несколько измененных профилях особенно упорных гренадер»[371].

Дело еще более ухудшилось, когда солдаты добрались до алкогольных напитков. «Так обстояло дело у нас в пехоте. В артиллерии уже можно было видеть целую свинью на передке орудия, граммофоны, взятые для развлечения и т. и. Использовалась, так сказать, лошадиная тяга. Все же обозы, начиная с II разрядов, дивизионные, корпусные, лазареты, те уже брали все, что можно было увезти. Не хватало своих повозок, запрягали немецкие, лошадей же немцами было оставлено вдоволь. В обозах везлись пружинный кровати, зеркальные гардеробы, трюмо и даже нередко встречались пианино. Видно было, что люди надеются вернуться с войны живыми. Противно было смотреть на эту гадость, вносившую в войска деморализацию, но, к сожалению, не было принято тогда же против любителей чужой собственности драконовых мер, и дурные, но заразительные примеры нашли себе более широкое применение в период революции, а особенно в гражданскую войну. Итак, пехота отъедалась. Гренадеры из кавказских туземцев шутили, говоря: „Бели мясо надоел“. Действительно, в то время в Восточной Пруссии было всего вдоволь и долго еще можно было видеть, как за частями войск гнались гурты крупного породистого скота, взятого у немцев во время пребывания в Восточной Пруссии. 30 октября наш 2-й баталион вошел в только что занятый город Гольдап. До нас здесь побывали части 28-й дивизии и казаки и разгромили все до одного магазина. Грустно было глядеть на этот маленький чистенький город в этот момент. Улицы были завалены выброшенными из магазинов товарами, оказавшимися не по вкусу солдатской душе. На одной улице я увидел, буквально, гору дамской обуви. Все это валялось в грязи, мокло под дождем и затаптывалось. Можно было видеть, как солдат тащил по пяти, шести кусков сукна. Куда он тащил и зачем – он и сам не знал, просто разбегались у всех глаза от возможности легко поживиться. Безобразие еще большее и даже опасное творилось на местном пивном заводе. Пивной завод был полон солдат всех частей и всех родов войск. Пиво тащили ведрами обыкновенными, ведрами брезентовыми, из которых поят лошадей, кастрюлями и вообще всякой посудой, способной елико возможно больше вместить. Часовые, стоявшие у ворот, были мертвецки пьяны от добровольных приношений выходивших. И разгул царил неописуемый. Порядок был наведен только тогда, когда пива не стало»[372].

По сведениям военного врача тайного советника В.П. Кравкова, оказавшись в сложной ситуации, русское военное командование даже решило временно выдавать солдатам вино. «10 сентября 1914 г… Стоим в том же замке-музее. Большое количество уцелевших картин наша публика собирает для отсылки в Румянцевский музей; сколько до него дойдет, а сколько – в частную собственность, лишь богу известно; последнее было бы не так отвратительно, если бы не имело меркантильной цели… 4-я армия отходит на германский фронт. 17-й корпус – в резерв. Несчастная судьба, преследующая Нежинский полк, потерпевший большую катастрофу и в текущую кампанию. В обилии получаю всякие предписания и циркуляры для зависящих распоряжений, полные трюизмов и маниловщины, вроде того, что солдаты должны перед пищей тщательно мыть руки, пить только кипяченую воду и т. п. Получена нелепая телеграмма от главнокомандующего, которую привожу в текстуальной точности: „В видах предупреждения желудочных заболеваний главнокомандующий разрешил по 1 ноября отпуск бутылки красного вина на каждого нижнего чина армии для прибавления к чаю или теплой отварной воде; интендантству приказано ускорить приобретение и отпуск вина; впредь до отпуска вина натурой таковое приобретать покупкою с представлением счетов… Главнокомандующий приказал командующему армией установить наивысшую предельную